О прорехах в законе и особенностях национальной охоты в Прибайкалье

Всего же в нашем регионе, по данным Службы по охране и использованию животного мира Иркутской области, около 70 тысяч человек имеют охотничьи билеты единого федерального образца. Причем каждый год в ряды охотников вливаются около 5-6 тысяч неофитов. Увы, среди новичков немало тех, кто имеет весьма смутное представление о том, как нужно вести себя в лесу, не ведает о повадках птиц и зверей, не знает элементарных правил охоты. Как уберечь лесные богатства от разграбления, при этом сохраняя возможность заниматься традиционным для нашего региона промыслом – охотой? Как обеспечить воспроизводство биоресурсов на территории Иркутской области?

Об этом, а также о других темах, имеющих отношение к охотничьему делу, «Телеинформ» побеседовал с начальником отдела охраны и регулирования использования объектов животного мира и среды их обитания Службы по охране и использованию животного мира Иркутской области Павлом Минченко.

По словам специалиста, проблемы возникают в связи с непроработанностью «правил игры»:

– Есть федеральные законы об охоте, о животном мире, в развитие которых необходимы нормативно-правовые акты, но принятие их идет довольно медленно, — отмечает Павел Минченко. — Приходится неурегулированные вопросы разрешать через судебную практику. И мы судимся, и с нами судятся. Споры, чаще всего, идут вокруг предоставления территорий в охотпользование. Ранее действующее законодательство формулировало одни требования к юридическим лицам-пользователям лесных ресурсов, сейчас они несколько поменялись.

Еще одна тема, создающая напряжение, – невозможность на местном уровне оперативно корректировать правила (прежде всего – сроки) охоты.

— Регионов в стране много, много различных природно-климатических особенностей, а значит и условия охоты тоже существенно разнятся, — отмечает эксперт. – При этом сроки разрешенной охоты устанавливаются на годы и очень сложно в них внести какие-то изменения. У нас на региональном уровне не хватает полномочий для этого. Например, охота на копытных у нас разрешается с 1 октября и на три месяца – до 31 декабря. Однако, прежние сроки (до 15 января) были более подходящими: можно было охотиться в условиях, когда снежный покров уже установился, и животные мигрировали в те места, где их уже можно добыть. В октябре же во время охоты из-за того, что нет снежного покрова, подстреленный зверь нередко уходит — много подранков в лесу, которые гибнут.

Далее – охота на пернатую дичь: у нас она традиционно начиналась в последнюю субботу августа. Сейчас установили третью субботу августа, а кто с собаками охотится, может уже с июля начинать. А ведь в это время птица еще не подросла – это молодняк, не адаптировавшийся к условиям жизни, выживаемость у них низкая. Разрешать охоту на пернатых нужно бы чуть попозже – когда птица подрастет.

Еще такой момент: весенняя охота у нас всего 10 дней, но в последнее время погодно-климатические условия меняются, а у нас установлен единый срок ее начала. К примеру, для южных районов области это последняя суббота апреля. Но у нас весна может прийти на месяц раньше, или на месяц позже. И получается, что охота открывается, когда утки еще не прилетели, а заканчивается — когда птица только-только появилась. В общем, сроки необходимо корректировать, а у нас полномочия по этой части ограничены.

Кроме сроков, у Службы по охране животного мира есть и другая «головная боль» – это отсутствие ограничений по использованию орудий охоты.

— Перечень оружия, доступного для нынешних охотников, такой, что можно добывать любую живность — от воробья до слона. И с этим разнообразным арсеналом человек имеет право заходить в лес и беспрепятственно охотиться. Он получает разрешающий документ, лицензию, допустим, на мелкую птичку, а идет с таким оружием, которым может убить медведя – и стреляет по всему, что попадается на пути. Очень плохо, что федеральный законодатель не устанавливает ограничений по видам оружия, которые возможно использовать в охоте на тех или иных животных.

Еще одна тема, которая волнует специалистов службы охраны животного мира: то, что в лес с оружием приходят люди, не всегда понимающие, как себя нужно вести в тайге, не соблюдающие правил охоты.

— На сегодняшний день у нас около 70 тысяч охотников (столько выдано охотничьих билетов). При этом право на получение разрешения имеет любой совершеннолетний гражданин без судимости, — рассказывает Павел Минченко. — Получая этот охотничий билет, человек получает и право на оружие. При этом он может не знать повадок животных, не ведать про сроки и правила охоты. Он приходит в лес и делает там, что хочет, пока не попадется охотинспектору. Поэтому я считаю, что нужно вернуться к системе, которая существовала прежде — разрешение на охоту выдавать не всем желающим, а только тем, кто освоил азы и может сдать «охотминимум» — обладает минимальными знаниями по теме.

Ситуацию с охраной лесных богатств осложняет еще и то, что штат охотинспекторов на такую гигантскую территорию, как Иркутская область, весьма невелик — по одному инспектору на район. При этом, к примеру, в Бодайбинском районе лесная территория – 7 млн. гектаров, в Братском районе – 3 миллиона.

— Конечно, законодательством вводится институт внештатных инспекторов, но чтобы таким добровольцам получить инспекторские полномочиями, нужно пройти непростую процедуру, в том числе сдать соответствующий экзамен, — замечает эксперт. — На сегодня таких инспекторов в Иркутской области всего 12 человек. К тому же, чтобы патрулировать такие огромные территории, нужна надежная техника. А у нас она быстро выходит из строя – потому что это отечественные УАЗы. Время кризисное – живем в режиме жесткой экономии — сократились расходы на горючку, на запчасти.

К разговору подключается председатель Казачинско-Ленского общества охотников и рыболовов Павел Мельников, имеющий большой опыт работы в качестве егеря, охотинспектора:

— Раньше у лесхозовского лесника для борьбы с нарушителями были все возможности – он мог и протокол на месте составить, и незаконную рубку или вывоз леса остановить. Егерь мог изъять оружие у браконьера прямо на месте происшествия. И был порядок в лесу. А сейчас нарушители чувствуют свою безнаказанность. Его чуть ли не с поличным останавливаешь, а он тебе: «А что ты можешь сделать без полицейского и двух понятых?».

— Правовая грамотность браконьеров повышается, — добавляет Павел Минченко. – Теперь даже досмотр машины произвести не так просто – нужна видеофиксация и прочее.

Из-за пробелов в законодательстве возникают вопросы и в отношении такой категории населения, как коренные малочисленные народы Севера, чей образ жизни напрямую связан с охотничьим промыслом.

— У нас они проживают в Тофаларии, в Катангском, Качугском, Бодайбинском, Мамско-Чуйском, Киренском и Казачинско-Ленском районах, — рассказывает Минченко. — На федеральном уровне их права в части пользования охотничьими ресурсами не отрегулированы. Коренным народам Севера дано право охотиться круглый год на любых промысловых животных и птицу. Но критерии отнесения жителей этих территорий к малочисленным народам Севера не прописаны. Каким человек должен обладать документом, чтобы можно было убедиться что он – тот самый представитель коренного северного народа? Как отличить человека, который ведет традиционный для северных малочисленных народов образ жизни, от того, кто проживает в поселке и, как бюджетник, имеет стабильную зарплату, далек от промысла предков, а в лес заходит, чтобы просто отдохнуть. Законодательством этот вопрос не отрегулирован.

Отдельно стоит сказать о запущенной в настоящее время процедуре переоформления права предоставления охотничьих ресурсов.

— Необходимо заключение договора, на основании которого юридическому лицу предоставляется территория для ведения охотничьего промысла. При этом плата за это достаточно высокая – 5 рублей за гектар, — поясняет Минченко. — А у наших охотничьих хозяйств территории бывают весьма не маленькие – под миллион гектар. И чтобы получить право на работу в лесу, нужна огромная сумма. Даже за 400 тысяч гектар, получается, следует заплатить 2 миллиона рублей. Это разовая выплата, но окупить ее охотникам невозможно – они столько не зарабатывают. Рентабельность охотничьих хозяйств невысокая и такие затраты для них непосильны.

При этом, как замечает эксперт, в соседних регионах – в Красноярском крае, в Якутии гектар стоит рубль.

— И нашим охотникам непонятно – вроде, мы соседи, живем в одной климатической зоне — тот же лес, те же звери, а у них в пять раз дешевле, чем у нас, — замечает Павел Мельников. – И ведь нужно еще и продуктивность охотничьих угодий учитывать: у кого-то болото, у кого-то кедрач, или ельник. А платить всем одинаково.

Эксперты отмечают: эффективной работе по охране лесных ресурсов мешает еще и то, что в регионе все эти лесные богатства толком не исследованы.

— По закону, у нас должна быть принята схема охотничьего устройства — грубо говоря, перспективный план действий по развитию охотничьего хозяйства региона сроком на 10 лет, — объясняет Павел Минченко. — То есть, мы должны изучить все охотничьи угодья, получить достоверные сведения по их площади, границам, и делать это с использованием современных методов: систем GPS — спутниковой навигации, аэрофотосъемки, компьютерных  программ и т.д. Работа очень дорогостоящая. Чтобы провести полную инвентаризацию охотничьих угодий, охотпользователей, ресурсов — чтобы знать, что у нас есть, нужно порядка 25 миллионов рублей. Те данные, которыми мы пользуемся сейчас — 20-30-летней давности, и далеко не все там учтено.

Еще один немаловажный вопрос, актуальный для сохранения лесных богатств региона – тема особо охраняемых территорий.

— У нас в Иркутской области очень низкий процент особо охраняемых территорий к общей площади — всего 3%. Причем, сюда входят как территории регионального, так и федерального значения. За последние 20 лет создан всего один заказник - Лебединые озера (Казачинско-Ленский район), — рассказывает Минченко. – А ведь роль территорий такого статуса очень велика — они являются резерватом, который дает возможность животным спокойно размножаться. Это крайне важно для сохранения ядра популяции.